Историям таинственным, странным и невероятным положено начинаться в полночь, и час этот считается для них самым подходящим по нескольким причинам. Во-первых – часы бьют целых двенадцать раз и звон их слышится далеко-далеко, гораздо дальше, чем в полдень, когда всюду шумно и говорливо; во-вторых – все люди спят, а значит сказочные гномы, мальчики-с-пальчики и царевны-лягушки могут не бояться, что на них кто-нибудь наступит или наедет; в-третьих – звезды на небе сияют особенно ярко, а Луна кажется такой близкой, что кажется, папа мог бы повесить на нее свою фуражку. Но главная причина состоит в том, что в полночь рождается новый день, а ведь каждой сказке, каждой истории очень хочется быть новой. Новее всех.
Итак, наша история начинается в полночь. Но прежде мне хотелось бы рассказать об одном лифте и об одном мальчике.
Лифт был самым обыкновенным: ни большим и ни маленьким, не очень старым и не очень новым, железным снаружи и деревянным внутри. Словом, обычный лифт для двенадцатиэтажного дома. Необычным было лишь то, что его установили в доме, который имел девять этажей. Проще говоря, дом был лифту маловат. На целых три этажа! И никому в голову не приходило нажимать кнопки «10», «11» и «12». Ну кто захочет ехать на этаж, которого просто-напросто нет? Такого не бывало. Можете представить, как жилось этому лифту – три его самые верхние, самые любимые кнопки покрывались пылью и он ничего не мог с этим поделать.
В том же доме, где служил людям знакомый нам теперь лифт, жил мальчик, которого мама Настя и папа Саша называли Федором, а ласково – Феденька. Ему было четыре года и скоро (так считал Федя) он должен был идти в школу, поэтому старался узнать как можно больше, чтобы будущие учителя сразу полюбили его и стали бы называть молодцом.
И вот однажды Федя вместе с папой поднимался в лифте и вдруг заметил, что самая верхняя кнопка как-то странно светится, словно подмигивает. Феденька так и сказал папе:
- Папа, а вон та кнопка мне подмигивает.
- Как подмигивает, вот так? – мигнул папа Саша левым глазом.
- Нет, - покачал головой Феденька, - знаешь, как звездочки подмигивают? Разными цветами.
- А, это двойные звезды, - сразу пояснил папа.
- Вот и кнопка так подмигивает.
Папа внимательно осмотрел кнопку, даже очки протер, но не увидел ничего, кроме пыльной пластмассовой кругляшки с цифрой «12».
- Ты шутишь, сынок? – спросил он, улыбаясь.
- Нет! – с жаром воскликнул Федор. – Она мне только что подмигивала!
- Такого не может быть, - еще шире улыбнулся папа, - она не может мигать, потому что не работает. Видишь, на ней цифра двенадцать. А в нашем доме всего девять этажей. Вот когда дом подрастет…
- Ой, наш дом будет еще расти? – обрадовался Федя.
- Сынок, разве ты не понимаешь, что я шучу, - сразу посерьезнел папа, - в жизни очень важно отличать шутки от серьезного разговора. Ясно?
- Ясно, - кивнул Феденька, который до этой минуты считал, что в жизни все разговоры очень серьезные.
Лифт наконец довез их до девятого этажа, где они жили, и остановился. Феденька напоследок еще раз взглянул на самую верхнюю кнопку и вновь схватил папу за руку.
- Она подмигивает, - прошептал он.
- Выходи-выходи, - потянул папа сына из лифта, а про себя подумал: «Надо бы сводить ребенка к окулисту».
После ужина, оставшись в своей комнате один, Феденька устроил большой совет, на который были приглашены котенок Кузя с голубыми глазами, пес Барбос с карими глазами и клоун Бом.
- Если в нашем доме только девять этажей, то куда же ведет двенадцатая кнопка? – озадачил своих советников Феденька. – Как вы думаете?
Котенок Кузя сказал «мяу-мяу», пес Барбос задумчиво прикрыл карие глаза, клоун Бом закачал головой – ну и ну, мол.
- Что бывает выше дома? – продолжал тормошить советчиков Феденька, а потом сам же ответил: - Крыша, антенны… А еще выше дома бывает чердак!
«Мяу-мяу!» - восхищенно пискнул Кузя, а пес Барбос распахнул от восторга глаза широко-широко, а клоун закачал головой взад-вперед – да, мол, да!
- Нет в нашем доме никакого чердака, - вмешался тут заглянувший в детскую папа Саша, - пойдем лучше мультик смотреть.
- Да ну его, - отмахнулся Федя, осерчав, что ему помешали проводить большой совет.
- Это же «Ну, погоди!», три серии подряд! – потирал руки папа, видевший эти серии еще в свои детские годы.
- Опять будут бить друг друга, - поморщился сын, он тайно сочувствовал Волку и когда узнал, что он никогда не победит Зайца, решил не смотреть даже новые серии, а уж старые и подавно. Но это не важно, куда важнее для нашей истории то, что когда папа умчался к телевизору, большой совет продолжался и на нем было принято два важных решения: первое – чердак все-таки есть, и папа просто пошутил, когда сказал, что его нет; второе – надо обязательно на этот чердак съездить и посмотреть какой он, а главное – кто там живет.
- Ведь должен там кто-то жить, - рассудил Феденька, мне кажется, что кто-то все время топает над нами…
Советники ничего не возразили.
Теперь вы понимаете, почему Феденьке пришлось дожидаться полуночи? Да потому, что днем и даже вечером никто бы не позволил ему входить в лифт и нажимать какие-либо кнопки. Так уж устроены взрослые – самое интересное всегда приберегают для себя, а ребенку не разрешают даже спичку зажечь.
О том, как Феденька боролся со сном, можно рассказать отдельную историю, поэтому скажу лишь, что он сумел не уснуть до самой полуночи, а когда часы пробили двенадцать раз, выбрался из кроватки, быстро оделся, взял свой маленький стульчик и неслышно вышел на лестничную площадку – замок их квартиры изнутри открывался очень просто.
2. Чердак
Во всем доме было тихо и темно.
Кабина лифта стояла открытой, в ней тоже было темно, да это и неудивительно, ведь все лифты на ночь отключают, но Феденька этого не знал и решил, что лифт просто задремал. Ему поначалу было неловко тревожить его в такой час, но тут кнопка-двенадцатка радостно заподмигивала и Феденька решился. Он приставил к стенке лифта стульчик, встал на него и, дотянувшись, нажал заветную кнопку. Кнопка вспыхнула как бенгальский огонь, погасла и… ничего не произошло.
- Лифт, миленький, - взмолился тут Федя, - ну пожалуйста, поехали на чердак.
Дверь лифта сразу же закрылась, в кабине загорелся свет, и она стала подниматься. При этом Федя не услышал ни шума двигателя, ни скрипа тросов. Кабина поднималась плавно и бесшумно, как корзина воздушного шара, потом так же бесшумно остановилась.
- Уже приехали? – спросил Федя робко и тронул ладошкой дверь.
В тот же миг дверь лифта распахнулась.
За дверью колыхалась зыбкая стена бледно-серого тумана. На фоне этой серости трудно было не заметить яркие одежды маленького – ростом не более метра – человечка, который был одет в полосатую футболку, в ярко-желтые облегающие брючки, на голове – бескозырка с помпоном, на ногах – красные сапожки на высоком каблуке.
- Ой! – вскрикнули одновременно малыш и Феденька, но мальчик первым успел спросить:
- Ты кто?
- Я не виноват! – запищал в ответ кроха, держась, впрочем, вполне достойно. – Я только хотел узнать, настоящая это дверь или чудимость. Тронул ее, а она хряп-хрык и развалилась пополам. Сама.
- Она не развалилась, она так открывается, - пояснил Феденька, стараясь лучше разглядеть человечка.
- Правда? – удивился тот. – Первый раз вижу домик с такой веселой дверью.
- Это не домик, это лифт, - вновь пояснил Федя.
- Понял. Ты живешь в лифте, - решил человечек.
- Нет, в нем вообще не живут, - терпеливо объяснил Федя, - в нем ездят вверх и вниз.
- А топать в нем можно? – спросил вдруг человечек с особым интересом.
- Как это? – не понял Феденька.
- Ну-ка, подвинься, - потребовал малыш и, проскользнув в лифт, тут же затопал по нему влево-вправо, вперед-назад. При этом он так ловко пристукивал и прищелкивал каблуками, что Феденьке даже завидно стало, но тут его осенила чудесная мысль и зависть испарилась.
- Я знаю, кто ты! – прихлопнул Феденька свою мысль ладошкой по лбу. – Ты же Топотун! Топотунчик, вот ты кто!
Человечек замер и задумался, глядя на мальчика глазами синими, как у котенка Кузи. Феденька даже заволновался, не обидел ли он его, но тут он радостно улыбнулся и сказал:
- Вообще-то я и сам так думал, только слова подходящего никак найти не мог и называл себя Тотктотопаетпокрышамигдеугодновообще… Ого-го! И как же я сразу не догадался, что короткое это всего-навсего Топотун.
- А ласкательно – Топотунчик, - тут же добавил Федя.
- Замечательно! – топнул каблучком Топотун, но сразу же спохватился. – Ой, прости, я не спросил, а как зовут тебя?
- Меня зовут Федя, а если ласкательно – Феденька.
- Очень приятно, - поклонился человечек.
- Мне тоже, - совсем по-взрослому ответил Федя и, чтобы окончательно развеять недавнюю зависть, добавил: - Как здорово ты топал здесь.
- Это еще что, - сразу заважничал Топотун, - ты бы посмотрел, как я топаю по крыше своего домика…
- А где твой домик?
- Там, - махнул человечек на стену тумана.
- Ой, как плохо, - вздохнул Феденька.
- Нет, там очень хорошо, - возразил Топотун.
- Плохо, что ничего не видно…
- Как это? Разве ты не видишь, перед тобой лучшее место для прогулок! – воскликнул человечек с гордостью.
Феденька смущенно заморгал и в ту же секунду перед ним стала открываться чудесная картина. Сначала сквозь туман проступила сеть тропинок, которые трудно было перепутать, так как каждая была посыпана песком определенного цвета, затем – изумрудно-зеленые лужайки с причудливыми домиками посередине, деревья с невиданными кронами, голубые холмы с ярко-синими цветами и долины с ярко-алыми, а над всем этим засветились разноцветные фонарики. Причем желтые фонарики были укреплены на ажурных столбиках, а розовые висели сами по себе, как висит, например, луна, а голубые, так те просто плавали в воздухе, словно воздушные шары.
- Ах, как тут красиво! – воскликнул Феденька, всплеснув руками. – Красивее, чем на картинках! Как называется это место?
- Я же говорил, - напомнил Топотун: - Лучшее Место Для Прогулок.
- Нет-нет, это же, наверное, и есть чердак, - решил Феденька и пояснил, - то, что находится выше дома, называется чердак.
- Ой, какой ты умный, - восхитился человечек, заставив Федю слегка покраснеть.
Однако тут я должен заметить, что место, куда он попал, никак не могло быть чердаком. Во-первых, потому, что папа Саша был прав и в их доме вообще не было чердака, а во-вторых – чердаки просто не бывают такими красивыми, там вы никогда не увидите ни деревьев, ни цветов, ни топотунчиков. На всех чердаках водятся только пыль, старый хлам и мыши. Но Федору об этом не было известно, он даже в школу еще не ходил, вот и решил по ошибке, что попал на чердак.
И, чтобы исправить столь досадную ошибку, я решил, что слово «чердак» в этой истории следует писать с большой буквы, как пишут названия кораблей и городов. Теперь уж мы не спутаем Чердак, куда попал Феденька, ни с каким другим чердаком. Вы заметили, с какой большой буквы Он пишется?
3. Посторонний
Итак, Феденька стоял и любовался Чердаком. Он казался ему все прекрасней и прекрасней, а от этого голова у него начала понемногу кружиться. И закружилась бы совсем, но тут Топотунчик сказал:
- А что это мы все стоим и стоим? Хватит бездельничать! Пора гулять. Пойдем.
- А куда? – растерялся Феденька, чувствуя, что ему хочется идти во все стороны сразу, так интересно было все вокруг.
- Для начало давай-ка выйдем вон на ту полянку с клетчатым домиком, - предложил Топотун, - и с кем-нибудь поздороваемся. Это очень важно для начала прогулки.
- Если это важно, то я согласен, - рассудительно кивнул Федя.
И они, взявшись за руки, направились к домику, который и впрямь был клетчатым, но это не значит, что он походил на шахматную доску, совсем наоборот, он отличался от нее как торт от батона. Во-первых, домик был не прямоугольным, а круглым, во-вторых, на нем красовалась высокая черепичная крыша – чего ни на одной шахматной доске не увидишь, а в-третьих – клеточки на нем были не черно-белые, а разноцветные. А еще перед домиком возвышалось аккуратное крылечко с разными перильцами.
- Интересно, кто живет в таком красивом домике? – заинтересовался Феденька.
- Сейчас увидишь, - пообещал Топотун и, поднявшись на крылечко, постучал в дверь, которая была почему-то очень низкой и очень широкой (такой может быть любая старая дверь, если ее положить на бок). На стук никто не ответил.
- Одно из двух: либо спит, либо гуляет, - заключил Топотун. – Сейчас проверим.
- Как? – поинтересовался Федя.
- Сунь руку под крыльцо, - посоветовал человечек. – Если ключ там, значит, гуляет, если нет – спит.
Феденька с опаской покосился на темноту под крыльцом и увидел там мерцающую разноцветными огнями звездочку. Совать руку в темные места всегда страшно, а если место еще и неизвестное – тем более. А вдруг на Чердаке водится что-нибудь кусачее, подумалось Феде, но красивая звездочка немного развеяла его страх, и он, затаив дыхание, все же сунул ладошку под крыльцо, но тут же выдернул ее обратно и увидел на своих пальчиках блестки серебристой пыльцы.
- Ай! – испуганно вскрикнул Феденька. – Там что-то холодное и противное…
- Не может быть, - спокойно проговорил Топотун. – У нас ничего подобного не водится.
- Но я же до него дотронулся, я почувствовал, - настаивал Феденька, пятясь от крыльца.
- А ты его видел?
- Нет, - признался Федя, - но мне показалось, что оно длинное и может укусить…
- Так ты его представил, - перешел почему-то на шепот человечек.
- Я хотел звездочку потрогать, - начал оправдываться Федя, - а оно…
- Звездочку? – переспросил Топотун и вдруг закричал: - Так это же чудинка! Скорее сюда!
Он буквально силой втащил мальчика на крыльцо и жарко зашептал:
- Плохо наше дело, теперь у нас водится то, чего никогда не водилось.
Должен признаться, Топотунчик не шутил. Чердак был чудесным местом в самом прямом смысле этого слова, потому что там водились чудинки. Они и впрямь были похожи на мерцающие звездочки, как выразился Феденька, но отличались от небесных звезд тем, что их можно было взять в руку, а потом задумать что-нибудь, и задуманное тут же исполнялось. Вообще-то, чудинки встречались на чердаке не часто, они были очень пугливыми (одна со страху забилась даже в кнопку лифта, и теперь вы догадываетесь, почему лифт поднялся до Чердака), но Феденьке удалось застать чудинку под крыльцом врасплох, плохо то, что он коснулся волшебной звездочки, а в голове у него не было никаких заветных желаний, один только страх: какой же страшный зверь может таиться в темных закоулках Чердака! Он представил себе…
В общем, то, что представил себе Федя, уже вылетело из-под крыльца. Это было нечто жутко холодное, ужасно скользкое, неприятно-длинное, с четырьмя когтистыми лапками и с клювом, похожим на пинцет (на ту самую железную штучку, которой мама Настя выщипывает себе брови). Это нечто вильнуло черным-пречерным хвостиком и, крикнув: «Эх, погуляю!», скрылось в кустах прежде, чем наши герои успели опомниться.
- Ух, какое оно быстрое! – удивился Топотунчик. – Ну и зверя ты представил себе. То есть нам. Я думаю, он здесь никому не понравится.
- Я не хотел такого, - попытался оправдаться Федя.
- Истратить чудинку на такое чудовище, - вздохнул человечек и добавил, - честно говоря, я тоже немного виноват, надо было бы сразу позвать фонарик, чтобы ты увидел, что под крыльцом нет ничего страшного. Сейчас увидишь, - и он позвал, - эй, фонарик, посвети нам!
Сразу три голубых фонарика, из тех, что плавали над просторами Чердака будто воздушные шары, послушно нырнули под крылечко, и там сразу же стало светлее, чем на арене цирка в момент парада-алле.
- Ну вот, смотри, - сказал Топотун, - ничего страшного там нет.
- И ключа тоже нет, - заметил Федя.
- Теперь нет, - вздохнул Топотун, - он убежал.
- Убежал?! – не поверил Феденька.
- Конечно, - подтвердил Топотун, - ведь холодным и скользким был именно ключ, а когда ты его испугался, он превратился в длинно-кусачее с коготками…
- Что же теперь делать? – растерялся Феденька.
- Давай гулять дальше, - не задумываясь, предложил человечек, - надо же нам с кем-нибудь поздороваться.
- Но хозяин домика не сможет теперь попасть внутрь! А мы в это время будем гулять?! – возмутился Федя.
Он был честным мальчиком и никогда не сваливал свою вину на других. И теперь ему показалось, что Топотунчик предлагает скрыться с места преступления. Но на Чердаке все устроено иначе, чем у нас с вами, и Топотунчик лишь улыбнулся, услышав Феденькины слова.
- Попасть внутрь домика очень просто, - объяснил он. – Надо прорубить новые двери. Хряп-тяп, и готово! Хозяин так и сделает, да еще и нам спасибо скажет. Ведь это самое веселое дело из всех дел.
Феденька подумал и решил, что Топотунчику можно верить, он ведь лучше него знал, что на Чердаке хорошо, а что плохо.
- Ну, будем мы сегодня гулять или нет, - спросил Топотун, - решай!
- Да! – решил Феденька.
- Тем более, что нам пора с кем-нибудь поздороваться, - напомнил Топотунчик, - пока не поздно.
4. Птицы
Во все стороны от клетчатого домика разбегалось множество тропинок. Друзья выбрали самую широкую, потому что по ней было удобно идти взявшись за руки.
Тропа очень скоро привела их к раскидистому дереву, в кроне которого висели, покачиваясь, два странных жилища: одно походило на шар и раскачивалось влево-вправо, другое напоминало гирьку от часов и раскачивалось вверх-вниз. «Шар» был покрыт сиреневым узором, а «гирька» - пурпурным, но по рисунку узоры были совершенно одинаковыми.
- Там живут белки? – попытался угадать Федя.
- Не угадал! – обрадовался Топотун. – Там живут птицы!
- Какие?
- Совершенно одинаковые, поэтому они стараются во всем отличаться друг от друга. Видишь, построили себе разные избушки, красят их в разный цвет и даже живут на разных деревьях.
- Как же на разных, - удивился Феденька, - когда они живут на одном дереве.
- Нет на разных, - настаивал Топотунчик, - это только ствол один, а деревья разные. Присмотрись, с одной стороны это липа, а с другой – дуб.
Феденька присмотрелся и увидел, что так оно и есть. Ему стало стыдно за свою недогадливость, и он решил не спорить с Топотунчиком о том, что касалось жизни и устройства Чердака.
- Ну, - шепнул тут Топотунчик, - здоровайся, наконец.
Феденька хотел было возразить, что никого вокруг не видно, но тут же вспомнил о своем решении не спорить с человечком и громко сказал:
- Здравствуйте!
Из разноцветных избушек в кроне дерева тут же выпорхнули две одинаково-серые птицы с круглыми глазами и короткими хвостиками, похожими на детские совочки.
- Здравствуйте, здравствуйте, - пропели они грустными, очень похожими голосами, - как хорошо, как приятно поздороваться с вами.
- Здравствуйте, нам тоже очень приятно, - заверил их Топотун, - прошу знакомиться, это Федя, - проговорил он вслед за этим так торжественно, что Феденька зажмурился от смущения, и тут же добавил, - а это наши печально знаменитые птицы.
- Почему печально-знаменитые? – оправившись от смущения, спросил Федя.
- Видишь ли, - в унисон затянули птицы, - здесь все чем-нибудь знамениты; мы, например, знамениты своей печальной историей, увы. Хочешь послушать?
- Это довольно длинная история, - предупредил Топотунчик шепотом.
Но Феденька никогда прежде не видел говорящих птиц, а потому без колебания кивнул:
- Хочу.
Птицы, горько вздохнув, уселись поудобнее и в один голос печально затянули:
- Когда-то мы были красивыми, как наши гнездышки. Мы были счастливы и, спрятавшись в кроне дерева, распевали прекрасные песни. Но, к несчастью, наши голоса были так похожи, что никто с первого раза не мог угадать, кто же из нас поет в данную минуту. А это очень обидно, когда тебя путают с кем-то другим, пусть даже с родной сестрой. И тогда мы перестали петь. Нас сразу перестали путать, ведь нельзя перепутать молчаливую сиреневую птицу с молчаливой пурпурной птицей. Но без песни жизнь показалась нам такой скучной и серой, что мы посерели. И опять началась путаница. Тогда мы построили себе совершенно разные гнезда, раскрасили их так, как когда-то были окрашены сами, и даже раскачиваться в гнездах стали по разному. Мы так старались не походить друг на друга, что наше дерево прониклось сочувствием к нам и стало, как видишь, двумя совершенно разными деревьями. Нас опять не путают, но лишь тогда, когда мы сидим в своих гнездах. Вот мы и сидим. День и ночь сидим. Скоро совсем разучимся летать. И если раньше нас называли Сиреневая Певунья и Пурпурная Певунья, то теперь называют Птица из пурпурного гнезда и Птица из сиреневого гнезда, а короче и обиднее – Печально-знаменитые птицы…
Птицы горько вздохнули и, казалось, готовы были расплакаться, но тут вдруг раздался ужасный треск и все увидели, как ветка, на которой висел пурпурный домик, рухнула вниз, а вслед за ней с дерева спрыгнул Посторонний.
- Вот гуляю, так гуляю! Красота! – прокричал он и тут же скрылся в кустах.
- Ой, кто это? – испугались птицы.
- Стой! – неожиданно для себя бросился Феденька вслед за пакостником, но того уже и след простыл.
- Какой кошмар! – продолжали вопить птицы.
- Это у меня случайно получилось, - виновато развел руками Феденька, он тут посторонний…
- Очень посторонний, - насупился Топотунчик, - ему теперь не место на Чердаке. Придется его куда-нибудь задевать.
- Как это «задевать»? – не понял Феденька.
- Там видно будет, - подмигнул Топотун, - а ты молодец, Федя, совсем его не испугался. Он ведь страшный.
Тут только Феденька понял, что пытался догнать и схватить Постороннего. Он очень удивился своей смелости, но, подумав, решил:
- И вовсе он не страшный. Просто противный. Злой и противный. Сломал такое гнездышко…
- О, какое горе! – спохватилась обездоленная птица. – Где же я теперь буду гнездиться?!
- Может, попробуем собрать твой домик заново, - неуверенно предложил Топотун, рассматривая кучу палочек и прутиков под деревом, - все щепочки вроде целы…
- Но я так долго его строила, - призналась птица из бывшего пурпурного, а теперь разрушенного домика, - так долго, что когда закончила строить, то совсем забыла – с чего начала.
- Может быть, с крыши, - предложил Топотун.
- А может, с окон, - подсказал Феденька, - в них ведь так интересно смотреть…
- Ну не помню я! – с отчаянием воскликнула птица и заплакала. – Что же теперь делать?!
Феденька впервые увидел плачущую птицу, и ему стало так жаль ее, что он сразу нашел выход из положения (по крайней мере, ему казалось, что это выход).
- Давай уговорим твою сестру, чтобы она пустила тебя в свой домик, - предложил он.
- Нет-нет! – вскричали птицы в один голос. – Тогда нас окончательно перепутают! Только не это!
- Но если сидеть в домике по очереди, - начал было Федя.
- Все равно будет неясно: кто сидит, а кто летает, - перебили его птицы.
- Нет, ясно! – настаивал Феденька. – Если одна из вас будет летать и петь только утром, а другая – только вечером, то вас перестанут путать. И придумают вам красивые имена.
- А кто, кто нам придумает имена? – засуетились птицы.
- Пускай уж Федя и придумает, - хитро улыбнулся Топотунчик, - он это умеет.
- Придумай, Федя, придумай! – загалдели птицы. – Пожалуйста, скорее!
- Хорошо, согласился Федя, тем более, что новые имена для птиц у него придумались сами собой, и он торжественно сообщил, - ту из вас, что будет петь утром, надо называть Утрянка, а ту, что вечером – Вечерянка.
- Но самое главное, - добавил Топотун, - ваши новые имена могут становиться ласкательными.
- Как это? Как это? – захлопали крыльями птицы.
- Очень просто, - объяснил Федя, - Утряночка и Вечеряночка. Нравится?
- Мы в восторге, - признались птицы и обнялись.
- Мне кажется, - прошептал на ухо Феденьке Топотунчик, - что нам самое время гулять дальше. Не будем мешать их радости, ведь от нее тоже иногда плачут, а я так не люблю слез…
5. Мостик
Повернув от дерева налево, Феденька и Топотунчик вышли на широкий луг, посреди которого искрился ручей. Воды в нем оказалось довольно много, к тому же она журчала, бурлила и текла так стремительно, что камешки на дне ручья казались живыми и глазастыми.
- Здесь следы обрываются, - сказал вдруг Топотун.
- Какие следы? – не понял Федя.
- Посторонние, - пояснил Топотун, - разве ты не догадался, что теперь мы не просто гуляем – мы идем по следу Постороннего. И именно здесь он перебрался на другой берег…
- Глубоко, - заметил Федя, - и широко, нам не перепрыгнуть.
- Мы и не будем прыгать, - успокоил его Топотун, - мы позовем мостик.
На всем Чердаке был только один мостик. Назывался он Единственный и отличался от нормальных мостов тем, что не стоял на одном месте, а бегал вдоль ручья. Стоило только хлопнуть в ладоши три раза, и мостик сразу появлялся у ваших ног. Жителям Чердака это нравилось. Топотунчик хлопнул в ладоши три раза, но прошло целых пять минут, а Единственный так и не появился.
- Давай-ка хлопнем вместе, - предложил Топотунчик Феденьке.
И они хлопнули вместе. Ровно три раза. Но опять без результата.
- Здесь что-то не так, - забеспокоился человечек, - что-то неладное творится здесь. Пойдем-ка посмотрим.
- А куда идти? Мостик один, а стороны разные, - заметил на это Феденька.
- Идем направо, - решил Топотун, - так всегда ближе.
Шли они, шли, и вдруг видят, Единственный мост лежит поперек ручья. Не стоит, не висит, а именно лежит. На спине. А все его четыре ноги беспомощно болтаются в воздухе, а на перилах висят водоросли, а по животу бегут струйки воды.
- Что это с ним? – удивился Феденька.
- Не знаю, - пожал плечами Топотун, - сейчас спросим. Мост, Единственный ты наш, что с тобой случилось?
- О-о-о, помогите, - пробасил мост, - скорее помогите мне, пожалуйста.
- Боюсь, мы с Федей не справимся, - вздохнул Топотун, - надо еще кого-нибудь позвать, - и он закричал: - Ого-го! Кто хочет заняться веселым делом, спешите скорей сюда!!!
- Думаешь, кто-нибудь придет? – засомневался Федя.
- Обязательно! Не придет, а прискачет!
Едва Топотунчик произнес последние слова, как на лугу появилось что-то гибкое, длинноногое, мчащееся вприпрыжку прямиком к опрокинутому мосту.
- Ага, что я говорил! – обрадовался Топотун. – Он уже здесь! Это Тотктоскачетвышевсех!
- Здесь я, здесь, - подтвердил Тотктоскачетвышевсех, что у нас тут за веселые дела?
- Надо мост поставить на ноги, - сказал Топотун.
А Феденька во все глаза разглядывал нового знакомого. Человечек этот очень походил на стрекозу: такой же большеглазый, такой же гибкий и стремительный, вот только без крыльев, а вместо лап две руки и две ноги. Одет он был в комбинезон, на ногах – легкие полусапожки, на голове – клетчатая кепка козырьком назад. Голос у него был звонким, а речь такой отрывистой, что произносимые им слова казались сухими горошинками, катящимися по твердому паркету.
- Так-так-так, - затараторил помощник. – Мост. Лежит. Сейчас поставим! Ты бери здесь. Ты – здесь. Я – здесь. Раз-два, взяли! Оп-ля, готово!
- Ого, - удивленно прогудел мост, - ловко вы меня.
И действительно, все получилось так ловко и так скоро, что Феденька даже усталости не почувствовал.
- Я думал, нам нужно будет сто помощников, - честно признался он, - а все оказалось так легко.
- У нас тут трудностями не занимаются, это скучно, сказал Тотктоскачетвышевсех, - разве ты не знаешь?
- Конечно, не знает, - вступился за Феденьку Топотун, - он всего пол часа назад попал на Чердак. А зовут его Федя.
- А чем знаменит этот Федя? – поинтересовался мост.
Единственный обожал знаменитости, и в первую очередь спешил услужить именно им, отчасти и это заставило каждого жителя Чердака стать хоть чем-нибудь знаменитым.
- Федя знаменит тем, что умеет придумывать имена! – торжественно объявил Топотунчик. – Одно он придумал для меня, а еще два для бывших Печально-знаменитых птиц.
- А почему «бывших»? – испугался мост. – С ними что-нибудь случилось? Их уж нет?
- Они живы-здоровы, - успокоил его Топотун, - хотя кое-что с ними случилось.
И он подробно рассказал, какой выход из безвыходного птичьего положения предложил Феденька у большого дерева и какие замечательные имена он придумал.
- Да, теперь этот мальчик знаменит, - согласился мост.
- И мне! Скорее имя! – затараторил вдруг Тотктоскачетвышевсех и заскакал вокруг Феденьки. – Пожалуйста! И мне имя!
- Сможешь? – спросил Федю Топотунчик.
- Попробую, - ответил он скромно и, подумав секундочку, предложил. – Может быть, он согласится называться Скокушей.
- А это не обидно? – спросил шустрый человечек.
- Ни капельки, - уверил его Федя.
- А ласково это имя получается? – продолжал допытываться он, перестав скакать и прыгать.
- Конечно, - улыбнулся Феденька, - ласково получается Скокушечка.
- Все! Я согласен! Я Скокуша! Скокушечка я! – радостно закричал Тотктоскачетвышевсех и стал Скокушей.
Тут уж и мост захотел себе какое-нибудь имя, но оказалось, что у мостов имен не бывает, у них бывают названия, и мост, живущий на Чердаке, уже его имел. Он назывался Единственный. Мост от всего этого очень разволновался и успокоился лишь тогда, когда узнал, что его название может становиться ласкательным. А звучит это вот как: Единственненький. Длинновато, конечно, зато ласково.
По успокоившемуся мосту друзья легко перебрались на другой берег и собрались было идти дальше, но тут Топотунчик вспомнил, что мост не ответил на один важный вопрос.
- Послушай, Единственный, а отчего ты перевернулся?
- А я уже не помню, - сказал мост, и стало понятно, что он просто увиливает от ответа.
- Не хитри! А то перевернем обратно. На спину! – пригрозил мосту Скокуша.
- Ну хорошо, я расскажу, - сразу согласился тот, - хотя это очень странная и совсем непонятная история. Я стоял вот на этом самом месте. Дел никаких не было, и я невзначай задремал, и сквозь дрему увидел сон, будто я стал большим разводным мостом и подо мной проплывают большие корабли. И вдруг, на самом интересном месте меня кто-то ка-а-ак схватит за ногу, да ка-а-ак защекочет, да ка-а-ак защиплет. Я ка-а-ак испугался, ка-а-ак закричал, ка-а-ак подпрыгнул… и очутился на спине. А оно перебежало по моему животу на другой берег и скрылось.
- Кто перебежало? – спросили все в один голос. – Кто скрылось?
- Откуда я знаю, - обиделся мостик, - я же на спине лежал. Помню только, что оно было скользкое, холодное и, по-моему, кусачее…
- Это был он! – воскликнул Феденька.
- Да, - согласился Топотунчик, - это был Посторонний.
- Что за Посторонний? – удивился Скокуша. – Почему я не знаю такого?
- Да потому, что полчаса назад он был обыкновенным ключом от клетчатого домика, - объяснил Федя. – А потом стал Посторонним из-за чудинки, - и Федя сразу бросился оправдываться: - У меня это случайно получилось…
- Стоп, - перебил ее Скокуша. – Так это из-за тебя мне пришлось прорубать новые двери?
- А разве… - начал было Феденька.
- Конечно! – опять перебил его Скокуша. – Клетчатый домик – мой домик! А клетчатая кепка – моя кепка!
- Прости, - виновато потупился Феденька, - я не хо…
Но его опять перебили. На этот раз Топотунчик.
- Ты напрасно извиняешься, - сказал он. – Скокуша тебя еще благодарить будет.
- Конечно, буду, - подтвердил Скокуша. – Спасибо, Федя, мне было очень весело прорубать новую дверь. Хотя я ушиб при этом палец. Вот!
И он показал указательный палец, к которому был приложен листок подорожника.
- Так ты не сердишься на меня! – обрадовался Феденька.
- Ни чуточки!
- И я тоже не сержусь, честно говоря, никогда, - сказал вдруг кто-то совсем рядом.
Все обернулись и увидели… кулек, который смотрел на них двумя голубыми глазами. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд, но присмотревшись, можно было заметить, что это завернутый в лоскутное одеяло человечек. На Чердаке он был знаменит тем, что умел спать на ходу.
- Уф-уф, как я спешил, - сказал человечек, - это здесь собираются заняться веселым делом? Я готов помогать, но мне бы сначала немножечко отдохнуть. Уф, как я утомился…
Человечку объяснили, что дело уже давным-давно сделано, что помощи больше не требуется и все теперь свободны. Но он почти ничего не понял, так как продолжал пыхтеть, кряхтеть и отдуваться: «уф-уф-уф». И теперь вы догадаетесь, почему Феденька, когда его об этом попросили, назвал нового знакомого Уфкой.
Уфка был толстеньким, мягким и тихим. Он никогда не расставался с одеялом и подушкой, которую носил за спиной наподобие рюкзака. Он вечно всюду опаздывал, постоянно отставал и терялся, а говорил так медленно, длинно и ветиевато, что его почти невозможно было дослушать до конца.
- Я очень обрадован, что теперь у меня есть имя, - начал Уфка, отдышавшись. – И думаю, признаться, что оно мне не помешает, а вполне даже поможет помочь вам в том самом…
- Нам уже не нужна помощь! – не дождавшись конца уфкиной фразы, сказал Скокуша. – Повторяю, не нужна! Все сделали! Гуляем! Пойдешь с нами?
- Уф, я, конечно, с огромным удовольствием, честно сказать, с огромной радостью принял бы ваше предложение, если бы знал, что нисколько…
- Не помешаешь! – вновь обрезал уфкину фразу Скокуша.
- Но, кроме того, мне еще нужно… уф, мне необходимо вас…
- Да можешь ты говорить коротко?! – не выдержал Скокуша. – Скажи – иду, или – не иду!
- Я знаю, что мне хочется сказать, но сначала я должен предупредить вас по-честному и заранее, потому что потом будет не по-честному…
- Я больше не могу стоять на месте! – заявил Скокуша, подпрыгивая от нетерпения. – Идемте гулять, как ни в чем не бывало, а Уфка, если захочет, догонит.
- Честно говоря, мне неловко, потому что, - начал было Уфка, но его уже никто не слушал. Трое друзей как ни в чем не бывало отправились гулять дальше, забыв почему-то, что они собирались не просто гулять, а идти по следу Постороннего. Но вокруг было так красиво, ручей журчал так беззаботно, а голубые холмы в конце луга казались такими привлекательными, что друзья направились прямиком к ним.
7. Плавание
А за холмами лежало большое прозрачное озеро. А на берегу озера стоял очень странный домик с плоской крышей и без стен. Вернее, стены были, но они состояли из одних дверей.
- Какой непонятный домик, - воскликнул Феденька. – Интересно, кто в нем живет?
- В нем живу я, - гордо сказал Топотун и зачем-то поклонился.
- А зачем тебе так много дверей? – удивился Феденька.
- Дело в том, что у меня нет крыльца и мне некуда класть ключи. Вот я и носил их с собой, а они постоянно терялись. И мне приходилось прорубать новые двери. Я тридцать два раза занимался этим веселым делом, и последнюю, тридцать вторую дверь решил вообще не запирать, так как тридцать третью уже негде рубить – стены кончились.
- Так есть еще крыша, - подсказал Скокуша.
- Ну уж нет, - замотал головой Топотун, - крышу трогать нельзя. Я по ней топаю.
И тут Феденька вспомнил, что давно хотел посмотреть, как Топотунчик топает по крыше своего домика.
- А можно посмотреть, как ты топаешь? – попросил он.
- Пожалуйста, - разрешил Топотун, который только и ждал возможности проявить свой талант, - смотрите.
Он разбежался, вскочил на крышу и затопал по ней – то влево, то вправо, то взад, то вперед. Это было красиво, как танец, и громко, как барабан, ведь крыша была сделана из самой гулкой жести.
- Ну как? – спросил Топотунчик, спрыгнув вниз.
- Ничего лучше я никогда и нигде не видел, - признался Феденька. – И не слышал.
Топотунчик поклонился, как самый настоящий артист, и предложил:
- А теперь давайте зайдем ко мне в гости и выпьем по чашечке молока с печеньем.
- Я не могу зайти к тебе в гости, - сказал вдруг Скокуша, - у тебя очень опасная дверь.
- Почему опасная? – не понял Феденька.
- Потому что в нее нужно проходить стоя, - объяснил Скокуша, - а я обязательно подпрыгну на пороге и стукнусь головой о притолоку. Это так больно. Вот у меня в домике дверь лежачая, и когда мне нужно войти или выйти, я открываю ее, ложусь и закатываюсь. Вот так.
И он, улегшись прямо на траву, показал, как это делается. Феденька с интересом наблюдал за действиями Скокуши, а вот Топотунчик смотрел почему-то совсем в другую сторону.
- Смотрите-ка, - сказал он вдруг, - все голубые фонарики полетели почему-то к дальнему берегу…
- И еще дальше, - подхватил Скокуша, - к Веселым горкам, в Веселый городок! Там сегодня гуляние!
- С фейерверком, - добавил Топотунчик.
- А я видел фейерверк только по телевизору, - признался Феденька.
- Никогда не видел телевизора, - пожал плечами Скокуша, - а вот фейерверк видел много-много раз, но хочу увидеть еще разочек.
- Увидишь, - пообещал Топотунчик, - и нам не надо идти вокруг озера, мы поплывем напрямик.
Друзья вприпрыжку спустились к воде и увидели небольшой деревянный причал, а около него остроносую лодку с голубым, под цвет воды, парусом. А в лодке – Уфку, который мирно спал на дне парусника.
- Вот так тихоня, - удивился Топотун, - обогнал всех нас!
- Ему, наверное, тоже нужно на тот берег, - решил Федя.
- Тогда давай отчаливать, - сказал Топотун. – Давно пора.
Плыть в лодке по озеру было сплошным удовольствием. Легкий ветерок наполнял паруса, которыми управлял Топотун. Голубая вода бубнила за бортом, будто напевала тихую песню без слов. В прозрачной глубине скользили, сверкали и пускали пузырьки всевозможные рыбы, рыбки и рыбешки. А у самого дна таинственно колыхались подводные растения самых разных форм и размеров. Одни были похожи на огромных дикобразов, другие – на елочный серпантин, третьи – на конские хвосты и гривы…
- Какая красота! - восхищался Феденька, вглядываясь в таинственный мир за бортом.
- Сейчас будет еще красивее, - подмигнул ему Скокуша и, жмуря глаза в предчувствии удовольствия, начал разуваться.
- Что ты хочешь делать? – поинтересовался Федя.
- Поболтать ногами в воде, - лучший способ повеселиться, пока кто-то сидит за рулем, - сообщил Скокуша. – Ну-ка, Федя, подвинься. И если не хочешь скучать, делай как я.
- Вода. наверное, холодная, - заподозрил Феденька, - и если в ней болтать ногами, то можно заболеть…
- Только попробуй! – возмутился Скокуша. – Ты же обидишь всех, с кем сегодня поздоровался.
- Как обижу? Чем обижу?
- А тем, что мы все пожелали тебе здоровья, когда говорили «здравствуй», а ты вдруг заболеешь… Обидно.
- Как же я сам не догадался, что поздороваться это значит пожелать здоровья! – воскликнул Федя и, сбросив босоножки, сел рядом со Скокушей.
Если вы никогда не сидели на носу лодки и не болтали ногами в озере, то мне трудно объяснить вам, как это здорово. Вода в озерах, конечно, холоднее, чем в ванне, но зато такая упругая и искристая, что с нею можно забавляться целый день напролет. Вокруг ваших ног будут кружиться водовороты, будут вздыматься бурунчики с пенными гребешками, а если о поверхность воды чиркнуть пальчиками, то в поднявшихся брызгах может вспыхнуть самая настоящая, самая семицветная радуга! И все это лишь малая часть чудес, которые можно натворить, болтая ногами в воде. Скокуша, видимо, не первый раз занимался этим, вокруг его ног вспыхивало сразу по две радуги, а Феденька не мог зажечь и одной.
- Ничего, утешал его человечек, - со временем и у тебя получится. Надо больше тренироваться. Это ведь очень сложное дело – болтать ногами в воде.
- Да, очень сложное, - согласился Феденька и шлепнул по воде так неловко, что брызги полетели ему в лицо.
- Ого, - сказал, заметив это, Топотунчик, - мне кажется, что вы очень уж заболтались. А мы, между прочим, уже приплыли и причаливаем.
Он ловко подвел лодку к причалу, и все сразу заспешили на берег. Все, кроме Уфки, который хоть и открыл глаза, но продолжал лежать на дне лодки.
- Пойдем с нами, Уфочка, - позвал его Федя.
- Мне, честно сказать, очень хочется, и я согласен, но боюсь, что…
- Если хочешь и согласен, то идем, - сказал Топотунчик, - и нечего зря бояться. Вылезай.
- Я бы с огромным удовольствием вылез из твоей лодки, - забормотал Уфка, продолжая, однако, лежать, - но вам это совсем не понравится, так как…
- Да что он там бормочет?! – возмутился Скокуша. – Сейчас я сосчитаю до трех и мы уйдем! Раз, два…
- Все, иду, - пообещал Уфка, - только хочу предупредить заранее – я ни в чем не виноват.
И он выскочил из лодки с такой стремительностью, какой от него никто не ожидал.
- Ого! – удивились друзья. – Что это с тобой?
- Это не со мной, - скромно ответил Уфка, - это, к сожалению, с вашей лодкой…
- С лодкой?
- Да. Она, бедненькая, тонет.
Все посмотрели на лодку и увидели, что она уже наполовину наполнилась водой. А через две минуты на поверхности осталась торчать одна только мачта.
- Что с ней? – всплеснул руками Феденька.
- Мне нельзя было вставать, опять забубнил Уфка, но вы так просили, и мне так хотелось с вами, что я…
- Бедная лодочка, - всхлипнул Федя.
- Это все из-за Уфки! – закричал Скокуша.
- Я не виноват, я вам все время говорил, говорил, а вы все время спешили, не слушали меня и перебивали…
- Что ты говорил?
- Но вы же опять не слушаете…
Уфка обиженно заморгал глазами, и Феде стало его так жаль, что он всхлипнул еще раз и попросил:
- Топотуша, Скокуша, ну давайте хоть раз выслушаем Уфку до конца.
- Хорошо, я попробую, - пообещал Топотунчик.
- И я попробую, - кивнул Скокуша, - пусть рассказывает.
Уфка говорил долго и мудрено, вставляя в свой рассказ поучения, отступления, вздохи и покряхтывания. Но трое друзей не перебивали его и в конце концов узнали главное. Оказывается, Уфка, прогуливаясь вдоль озера, увидел около Топотунчикова домика странное и страшное существо (это мы знаем, что оно называется Посторонний). Существо пыталось пробраться в домик и, дергая все двери подряд, приговаривало: «Сейчас я наведу здесь порядочек». Судя по тону, «порядочек» этот мог оказаться очень непорядочным, и Уфка никак не мог решить, что же ему делать – убегать или выручать домик. Но тут из-за холмов послышался голос Топотунчика, предлагавший заняться веселым делом. И Уфка отправился к ручью и попытался, как вы помните, предупредить друзей, но, во-первых, его не стали слушать, а во-вторых, не стали ждать. Он решил догнать Топотунчика, но, как всегда, задремал на ходу, сбился с главной дороги и вышел к озеру никому до того не известной короткой дорогой.
Проснулся он от холода и, открыв глаза, увидел, что стоит по колено в воде. Рядом у причала покачивалась лодка, а из лодки доносились странные звуки. «Наверное, там кто-то щелкает орехи», - подумал Уфка и решил помочь. Но, заглянув через борт, он обнаружил, что там занимаются не орехами, а самой лодкой. Зловредное существо, запутавшись тридцати двух дверях, оставило в покое домик и принялось долбить днище лодки. Этого Уфка стерпеть не мог и, оставив все сомнения, закричал что-то жутко непонятное: «Урлю-урлю-бырлю-мырлю!» - вот что он закричал. И Посторонний, услышав такое, решил, что Уфка гораздо страшнее и сердитее его самого. Он испугался и задал деру. Однако дыра в лодке уже была проделана, и Уфке не оставалось ничего другого, как заткнуть ее подушкой, а самому лечь сверху. Он так и сделал. А чтобы не терять время даром, решил поспать немного и сразу же уснул.
- Вот так и получилось, что со стороны глядя, я вроде бы лежал себе да спал, а теперь оказывается, что я взял и всех выручил, - сказал под конец Уфка и добавил: - Спасибо за внимание, уф. Все, теперь можете перебивать…
- Ну и дела! – воскликнул Скокуша.
- Вот так история! – воскликнул Топотунчик.
- Ай да Уфка! – воскликнул Феденька.
И все трое всплеснули руками.
А Уфка вынул из воды какую-то мокрую штуковину и вздохнул:
- Охо-хо, подушечка…
- Ничего, - успокоил его Топотунчик, - подушку высушим и лодку починим, это все веселые дела. А вот с Посторонним – дело грустное. Если он добрался туда, где весело и шумно…
- Но там теперь не весело, - продолжил Скокуша, - там теперь только шумно…
- И страшно, - добавил Федя.
- И больно, - поежился Уфка, - у него такой клюв, такой хвост, а лапы… лапы…, уф, целых четыре…
- Нужно бежать туда, где весело и шумно, - предложил Скокуша, - и поймать Постороннего. – И куда-нибудь задевать, - напомнил Топотун.
- Как это «задевать»? – не понял Уфка.
- А вот так, чтобы его никто найти не смог, даже он - себя самого. Пусть потом все ходят и спрашивают: «А куда это Постороннего задевали?». Спрашивают, спрашивают, а ответа нет и нет.
- Есть ответ, - напомнил Скокуша, - Посторонний сейчас там, где весело и шумно, а мы все еще здесь…
- Надо спешить! Побежали! – спохватился Топотунчик, и все с ним согласились, кроме Уфки, который не умел спешить, но пообещал, что подойдет попозже.
8. Переполох
Место, где было весело и шумно, располагалось за Облачной горой и было похоже на небольшой городок (мы так и будем называть его, для краткости). Вокруг Городка стояли Необлачные горы, которые были гораздо ниже Облачной горы и гораздо покате. Все жители Чердака катались с гор на санках, лыжах и просто так, на чем придется. Посреди городка лежало озеро, покрытое звонким прозрачным льдом, а вокруг озерца стояли всевозможные домики и домишки, которые не образовывали улиц, не выстраивались в проспекты, а располагались так, как было удобно их хозяевам.
Ни трамваев, ни автобусов в Городке не было, там никто никуда не ездил, там все просто гуляли. На домиках, на столбах и на деревьях светились, мерцая и перемигиваясь, разноцветные гирлянды, на специальном помосте у озера играл веселый оркестр, из окошек Сладкой избушки всем желающим выдавали медовые пряники, а около Теплого столика всех угощали горячим какао. И вообще, было похоже, что в Городке все время Новый год, а поэтому там собирались те, кто очень соскучился по этому веселому празднику.
Вот в каком прекрасном месте оказался Посторонний.
Он осмотрелся и увидел вокруг блистающую мишуру, сияющие гирлянды, красочные наряды и веселые лица. Все гуляющие говорили друг другу: «Здравствуйте, как мы рады вас видеть!» или «Здравствуйте, нам так приятно гулять вместе с вами!». И всем действительно было приятно и радостно. А когда кто-нибудь слетал с саней в сугроб, то ни капельки не расстраивался, ведь снег в Городке был мягким, как пух, и не холодным, а только чуточку прохладным.
- Так-так, - сказал Посторонний, - веселятся.
И сразу начал всем завидовать. Ему не нравилось, что упавшим не больно, что встречные не пуляют друг в друга снежками, что пряники и какао раздают всем без разбору, а оркестр играет только веселую музыку.
- Ох и погуляю я сейчас! – завопил Посторонний. – Поберегись, малявки!!!
Перво-наперво он выскочил на середину озера и устроил там кучу-малу, совсем не такую, какие устраивают потехи ради, а очень некрасивую, злую и болючую. Так что десять человечков, катавшихся на коньках, за одну минуту набили себе одиннадцать шишек. Тот, кому достались две шишки, не выдержал и заплакал. Остальные пустились наутек.
А Посторонний, распаляясь, налетел на оркестр и отнял у скрипача его нежную скрипку, у флейтиста – веселую флейту и озорную гармонику – у гармониста. Оставил только басовую трубу и один большущий барабан, а тугие звонкие барабанчики продырявил своим острым клювом.
Расправившись с оркестром, он помчался к Сладкой избушке, не забывая по пути хватать прохожих за рукава и пятки. Многие получили синяки и царапины, но больше всех досталось хозяину Сладкой избушки, который был опрокинут прямо на горячую жаровню и ему целую неделю пришлось потом спать на животе.
От жадности Посторонний начал хватать пряники всеми четырьмя лапами и, конечно же, больше рассыпал, чем съел. А вокруг Теплого столика он так суетился и толкался, что столик опрокинулся и какао из ста двадцати чашек слилось в одну бурую лужу.
В Городке поднялся самый настоящий переполох, все спешили поскорее укрыться в домиках и поплотнее закрыть двери, окна и даже трубы. Повсюду были оборваны гирлянды, фонарики раздавлены, мишура помята.
Теперь вы можете себе представить, что увидели Феденька, Топотунчик и Скокуша, когда перевалили через одну из Необлачных гор. Да, они увидели замерший Городок, который был завален размокающими в снегу пряниками, залит какао, усыпан остатками мишуры и осколками гирлянд, и совсем не напоминал место, «где весело и шумно».
- Мы опоздали! – воскликнул Феденька.
- Цык-цык-цык! – зацокал языком Скокуша. – Что здесь творится…
- Ужасно, ужасно, - повторял Федя, не открывая лица.
- Такого даже после бури не увидишь, - добавил Скокуша.
- Исправить все это было бы веселым делом, - сказал Топотунчик. – Но разве Посторонний даст повеселиться?
- Ни за какие пряники! – мотнул головой Скокуша.
- Значит, первым делом ищем его, - решил Топотун. – Он не успел далеко уйти.
Друзья пошли от домика к домику, заглядывая во все укромные места и закоулки. Но Постороннего нигде не было видно, и даже следов его не осталось, так перетоптан был снег кругом.
- Давайте спросим у тех, кто здесь живет, может они видели, куда спрятался Посторонний, - предложил Феденька.
- Да ну, - махнул рукой Скокуша. – Они же разбегались без оглядки…
- Постороннего надо перехитрить, - решил вдруг Топотунчик. – Пусть он нас ищет, а не мы его.
- Думаешь, найдет? – засомневался Скокуша. – Если уж я спрячусь…
- А мы не будем прятаться, - сказал Топотунчик. – Мы будем громко веселиться, а Посторонний решит, что он еще не всех перепугал и прибежит допугивать. А мы его…
- Ка-а-ак задеваем куда-нибудь, - подсказал Феденька.
- Ага, - согласился Топотун, - задеваем.
- Очень хитрая хитрость, - одобрил план Скокуша.
Посовещавшись немного, друзья решили, что лучшим выражением веселья может быть только хорошая громкая песенка. И они запели зимнюю прогулочную:
Для прогулок мы избрали
Место лучшее для всех,
Тут сто лет до нас гуляли,
Тут сто лет искрился снег.
А морозы здесь не злятся,
Им, волшебным, не до зла –
Можно с гор босым кататься,
И метель теплым-тепла.
И тут друзья обнаружили в Сладкой избушке несколько уцелевших пряников, отчего припев у них получился вот таким:
Ам-ням-ням,
вкусно нам!
Ам-ням-ням,
сладко нам!
Прожевав, друзья продолжили песенку:
Здесь не крик, а разговоры,
Не насмешки – смех вокруг,
Ведь улыбка лучше ссоры,
Лучше всякой шишки – друг!
Никого не обижает
В Городке веселый люд,
Здесь лишь пряники кусают
И лишь пряники жуют!
К концу второго куплета пряники были съедены только наполовину и припев остался прежним:
Ам-ням-ням,
вкусно нам!
Ам-ням-ням,
сладко нам!
Услышав такую безобидную песенку, многие жители Городка начали приоткрывать окна и выглядывать наружу. Не выглянул только тот, кого друзья так весело искали – Посторонний.
- Наверное, мы не очень весело пели, - вздохнул Федя.
- Просто он знает, что мы его не боимся, - догадался Топотун, - вот и не вылезает. Надо бы нам…
9. Превращение
Но Топотунчик так и не успел сказать, что же им надо. Из-под ближайшего крыльца раздалось вдруг оглушительное «Апчхи!», и оттуда, сообразив, что выдал себя, выскочил Посторонний. Вид у него был жалкий: клюв опух и покраснел, глаза слезились, а хвост обвис и болтался как чужой.
Посторонний заболел. И это не удивительно, ведь он с момента своего появления никому не сказал «здравствуйте», а значит, и ему в ответ никто не пожелал здоровья. Вот он и расчихался, вот он и раскашлялся. Но это ничуть не мешало ему быстро бегать. Он ловко прошмыгнул между Федей и Скокушей и помчался в сторону Необлачных гор.
- Держи! – крикнул Скокуша Феденьке.
- Догоняй! – крикнул Феденька Скокуше.
- Хватайте! – крикнул им обоим Топотунчик.
И друзья, бросившись все в одну сторону, столкнулись и повалились в сугроб. «Все, теперь он убежит», - подумал Федя. Но тут случилось неожиданное – с Необлачных гор, прямо навстречу Постороннему скатился Уфка.
Он хотел поскорее догнать своих друзей, вот и катился кубарем, решив, что так быстрее. А Посторонний все время огладывался назад, потому и не заметил Уфку, не успел увернуться и запутался в Уфкином одеяле.
- Отпусти! Пусти меня! – завопил он, барахтаясь и чихая.
А Уфка и не собирался его держать. Он ужасно испугался за свое одеяло и тоже закричал:
- Отдай одеяло! Сейчас же отдай! Ты не знаешь, как им надо пользоваться! Ты его испортишь!
- А я тебе говорю… апчхи!.. пусти меня!
- А я говорю – пусти одеяло!
- Отпусти!
- Отдай!
- Пусти!
- Дай!
- Апчхи!!!
- Уф-уф-уф!
Вот так примерно препирались, барахтаясь в одеяле, Уфка и Посторонний, пока к ним не подоспел Топотун, Скокуша и Федя. Втроем они кое-как выпутали из шумного клубка Уфку, а Постороннего запутали еще больше, так что слова его стали сливаться в одно непонятное и едва различимое «бу-бу-бу».
- Ну вот, - радостно потер руки Топотунчик, - половина дела сделана…
- Остальное пусть Федя доделывает. Это он его придумал, - рассудил Скокуша, - вот и пусть делает с ним, что хочет.
Федя посмотрел на сверток с Посторонним в своих руках и растерянно заморгал:
- А вы мне не поможете? – спросил он с надеждой.
- Если бы найти чудинку, - робко начал Топотун.
- Здесь всегда снег, - развел руками Скокуша, - чудинки сюда не залетают.
- Может быть, отнести его к большому озеру, - совсем уж неуверенно предложил Топотун, - поймаем там чудинку и превратим Постороннего опять в ключ…
- Зачем мне ключ от старой двери, если я уже прорубил новую, - не понял Скокуша.
- Одна дверь – хорошо, а две – лучше, - сказал, подумав, Топотун. – В одну ты будешь входить, а в другую – выходить.
- Но у меня же дом, а не станция метро! – осерчал Скокуша.
А Посторонний внутри свертка чихал, сопел и что-то бубнил. Феденька прислушался к его «бу-бу-бу», которое становилось все тише и жалобней и вдруг испугался:
- А если он там задохнется?
- Честно говоря, это было бы ужасно, - сразу же напомнил о себе Уфка, - чтобы мое одеяло так печально прославилось…
- Да, одеяло жалко, - согласился Скокуша.
- И подушечку, если честно, - напомнил Уфка прежнюю потерю.
Из свертка донеслось очередное «апчхи» и совсем уж жалобные всхлипывания.
- Вот как вредно вместо «здравствуйте» говорить встречным «поберегись!», - назидательно поднял палец Топотун.
- Ах ты, бедная зверушка, - начал вдруг приговаривать Феденька, баюкая сверток, словно там был какой-нибудь безобидный котенок. – Тебе так темно, так страшно одному. Ты такой больной, такой слабенький. Но мы тебя пожалеем, бедненький, хороший наш зверек. Мы тебя вылечим, напоим теплым молоком с медом. Ты покушаешь сладенького и не будешь никого кусать. Хороший, хороший звереныш…
Не переставая приговаривать, он стал бережно разворачивать одеяло, а когда развернул, то все увидели, что Посторонний перестал быть холодным и скользким, его гибкое тело покрывал теперь шелковистый серебристо-серый мех, и он уже не дергался и не пытался никого кусать, а только шмыгал покрасневшим насморочным клювиком.
- Здравствуй, - сказал Феденька бывшему Постороннему.
- Здравствуйте, - вежливо ответил бывший Посторонний, и глаза его сразу перестали слезиться, клювик стал нормального цвета, а хвост задорно приподнялся.
- Смотри-ка, - удивился Скокуша, - похорошел.
- Я полезный, - сказал вдруг зверек, - теперь.
- Неужели? – засомневался Скокуша. – Чем же ты полезный?
- Я умею доставать разные вещи, которые любят закатываться под диваны и шкафы, - объяснил зверек. – Мне ведь совсем не трудно залезать в узкие щели…
- Вот здорово! – образовался неуклюжий Уфка. – У меня так много всякого повсюду закатилось… Приходи ко мне в гости.
- Хорошо, - пообещал бывший Посторонний, - я везде пролезу и все достану…
А Феденька тут же воскликнул:
- Значит, тебя теперь нужно называть не Посторонний, а Везделазка!
- А где же Посторонний? – спросил вдруг кто-то.
Друзья обернулись и увидели: вокруг них собрались уже почти все жители Городка и почти все гости, что пришли поучаствовать в большом гулянии.
- А где же Посторонний? – переспросили они.
Но Феденька, Топотунчик, Скокуша, Уфка и Везделазка ничего не могли ответить жителям Чердака. Они только плечами пожимали. Вот так, не знаем, мол, куда-то задевался этот Посторонний.
10. Утро
Городок быстро наполнился жителями Чердака и зашумел как и прежде. Никто больше не прятался в домах, все отпирали двери, выходили наружу и здоровались так радостно, будто сто лет не виделись.
Но теперь уже в Городке не было гуляющих – каждый занимался каким-нибудь веселым делом: музыканты выуживали из сугробов свои инструменты и приводили их в порядок, кто-то вкручивал новые лампочки в гирлянды, кто-то сортировал чашки и блюдца, складывая битые отдельно от небитых, а небитые отдельно от треснувших, кто-то расчищал дорожки от пряников, а кто-то надраивал помутневший от кучи-малы лед.
У Везделазки было особое задание, он разыскивал и раздавал хозяевам затерявшиеся во время переполоха шляпки, манжеты, запонки, булавки, лыжные палки, барабанные палочки и сами барабаны. Особенно долго ему не удавалось найти мешок муки, потерянный хозяином Сладкой избушки, потом Феденька попробовал на вкус какой-то странный сугроб под елкой, и оказалось, что это и есть мешок муки, но только без мешка. Увы.
- Пряники на сегодня кончились, - вздохнул хозяин Сладкой избушки и пошел варить леденцы.
Топотунчик приводил в порядок узенькие тропинки, которые во время переполоха сильно перепутались и вели теперь не к тем домикам, к которым должны были вести. Проще говоря, Топотунчик перетаптывал тропинки заново.
Скокуша подпрыгивал до верхушек столбов и укреплял там все, что оборвалось или свалилось. Подпрыгивать ему приходилось так часто, что он дольше находился в воздухе, чем на земле. Уфка взбивал помятые испуганными жителями Городка подушки и разглаживал одеяла, убеждаясь все больше и больше, что его подушка была самой мягкой, самой пышной и самой легкой из всех.
А Феденька старался понемногу помочь каждому из своих друзей, чтобы никто из них не подумал, будто его дело не такое веселое, как у другого.
И вдруг среди шума, гама и веселья зазвучала удивительная песня. Звонкая, как родник, нежная, как аромат розы, причудливая, как бег облаков в майском небе.
- Ах, - сказали все, кто умел говорить, и посмотрели вверх.
Над городком парила невиданной красоты птица. Ее крылья и грудь покрывал витиеватый пурпурный узор, а хвост напоминал огромный веер, сравнимый разве что с веером золотистых солнечных лучей.
Однако Федя сразу узнал птицу и закричал радостно:
- Утрянка! Это же Утрянка!
- Ах, какая она стала! – ахнул Топотунчик.
А Уфка так засмотрелся на птицу, что уронил на пол только что взбитую подушку, а Скокуша так заслушался, что, подпрыгнув, забыл приземлиться и замер в воздухе; а все жители Городка так разинули рты от удивления, что сверху казалось, будто летишь не над простой толпой, а над онемевшим хором…
- Здравствуй, Феденька, - сказала птица, допев песню и опустившись на крышу ближайшего домика.
- Здравствуй, Утряночка, - ответил Феденька, - какая ты стала красавица!
- Я запела свою песню, и былая красота вернулась ко мне.
- А к сестре вернулась?
- Сестра ждет вечера.
- А дерево, что с ним?
Мы поделились с ним общей радостью, и оно стало, как и прежде, Ночным деревом с цветами, похожими на светлячков.
- Я хочу посмотреть на цветы!
- Но сейчас утро и цветы на Ночном дереве закрылись.
- Как жалко, - вздохнул Федя, - но тут же спохватился: - Уже утро?! Значит, сейчас проснется мама! А меня нигде нет! Ах, бедная моя мамочка, она будет плакать…
- Да погоди, ты уже сам плачешь, - Скокуша вытер Феденьке слезинку и добавил: - Может быть, еще успеем?
- Нет, - грустно вздохнул Топотунчик, - нам не на чем успевать, мы ведь не починили лодку.
- Мама, мамочка Настенька, - повторил Феденька, и Скокушке пришлось утирать уже не слезинку, а две крупные слезы.
- Не плачь, Феденька, - сказала вдруг Утрянка, - сейчас я принесу тебе возвращательную пилюлю, и ты вмиг окажешься дома.
Птица взмахнула крыльями и быстрее падающей звезды помчалась за горы, за холмы, за ручей, прямо к Ночному дереву, где у нее были припасены возвращательные пилюли, которые птицы делали из крылышек стрекоз и самого настоящего птичьего молока. Эти пилюли они выдавали своим птенцам, когда те только-только начинали летать, птенцы клали их под язычок и летели куда хотели, а как только уставали или теряли дорогу домой, то не горевали и не плакали, а сразу глотали чудесное лекарство, и оно тут же возвращало их к маме, будто они всю дорогу были привязаны к гнезду длинной резинкой и вот эта резинка быстро сжалась…
Теперь вы понимаете, почему Утрянка не стала долго рассуждать, а поспешила за горы и холмы и принесла обещанную пилюлю.
- А вдруг я окажусь не дома, а в твоем гнезде, - засомневался Федя.
- Но ты же не мой птенец, - возразила птица. – У тебя есть своя мама и свое гнездо.
- Я слышал о таких пилюлях, но никогда не пробовал, - облизнулся Уфка, глядя на пурпурный шарик в Фединой ладошке.
- Глотай, Федя, не бойся, - подбодрил его Скокуша, - птенцам они всегда помогали, а из мальчиков – ты первый, кто может попробовать.
- Да, - вздохнул Уфка, - этот мальчик прямо на глазах становится все знаменитее и знаменитее.
- Глотаю, - решился Федя, - прощайте все.
- До свидания, до свидания, до свидания, - пронеслось по рядам обитателей Чердака.
- Не забывай нас, - попросил Уфка.
- И никого не бойся! – подмигнул Скокуша.
- И почаще здоровайся, - напомнил Топотунчик.
- А если что случится, зови нас, - потерся о его ногу Везделазка.
- Не буду, … не буду, …хорошо, … обязательно, - отозвался Федя на пожелания друзей и, зажмурившись, проглотил ароматную кисло-сладенькую горошинку.
В ту же секунду он оказался прямо в своей кроватке, так что его мама Настя, заглянув в приоткрытую дверь, решила, что ее сын еще спит. И лишь одно обстоятельство было удивительным – Феденька лежал под одеялом в футболке, штанишках и босоножках.
- Сыночек, - сказала мама, - почему ты спишь одетым?
- Я не сплю, мамочка, - ответил Федя, открывая глаза. – Я только что вернулся с Чердака.
- Но в нашем доме нет чердака, - сказала мама.
- Есть! Честное слово есть! – вскочил с кровати Феденька. – Очень, очень красивый Чердак.
- Странно, ты произносишь слово «чердак» так, словно оно пишется с большой буквы, как названия городов и кораблей, - удивленно заметила мама.
И вот тут мы не станем с ней спорить, мы скажем, что так оно и есть, и расскажем маме все с самого начала и по порядку. Главное, чтобы ей было интересно слушать эту невероятную историю, которую ни один умный взрослый не смог бы сочинить и которая на самом деле произошла с самым обыкновенным мальчиком.
Кстати, если честно, я не уверен, что история на этом закончилась. Нужно будет при встрече спросить Федю, каким образом он собирается вернуть лифт, оставшийся на Чердаке.
